Уарабского федерализма есть собственная предыстория, с полным основанием позволяющая говорить о том, что федералистские проекты, запущенные недавней «арабской весной», родились отнюдь не на пустом месте. Она, безусловно, не была слишком длинной, поскольку впервые арабы заговорили о федерации лишь накануне Первой мировой войны, но зато ей трудно отказать в разнообразии: наряду с проектами переформатирования Османской империи в дуалистическую турецко-арабскую монархию в стиле Австро-Венгрии, обсуждаемыми накануне 1914 года, среди ее репрезентаций можно найти многочисленные интеграционные инициативы межвоенного и послевоенного панарабизма, а также неоднократные (удачные и неудачные) попытки федерализации отдельных арабских государств, предпринимаемые на волне деколонизации и национализации.

Минувшие два года, 2019-й и 2020-й, были богаты на события, которые с полным основанием можно вписать в хронику продолжающейся «арабской весны». Даже беглый обзор произошедшего показывает, что созданная ею и без того огромная зона нестабильности еще более расширилась: спокойствия не прибавилось почти нигде, но зато социальная смута перекидывалась на все новые и новые регионы. С самого начала 2019-го кипели беспорядки в Алжире: там беспокойным студентам поначалу удалось отвергнуть притязания президента-инвалида на пятый срок, потом объявить о недоверии всем его сподвижникам, а затем организовать бойкот выборов нового главы государства. В апреле суданская армия под давлением осаждавших ее казармы разгневанных толп бескровно свергла президента страны, после чего попыталась подавить уходящую из-под ее контроля народную инициативу – и не слишком преуспела в этом, в июле вынужденно допустив представителей протестующих к дележу власти. В

Саудовская интервенция, начавшаяся весной 2015 года, в очередной раз усугубила болезненное для Йемена размежевание на Север и Юг: вмешательство извне вновь показало, что, оставаясь частями формально единого государства, северные и южные йеменские территории по-прежнему слабо взаимодействуют между собой, а политико-экономические связи между ними во многом эфемерны. Это трагическое напоминание в свою очередь снова и снова вводит тематику федерализма в дискурсивное поле как местных элит, так и зарубежных политологов-востоковедов.