Журнальный клуб Интелрос » Отечественные записки » №4, 2012
Решая, какой должна быть система образования, не обойтись без решения вопроса о ее целях. Кажется, что они очевидны, понятны сами собой. Между тем по многим вопросам идет яростный спор.
Для исследования структуры мнений было проанализировано около 5000 высказываний, найденных поиском по блогам по запросу «образование чтение литература».
Прежде всего можно констатировать: все согласны, что вопрос следует решать исходя из критериев практичности и эффективности. Непрактичность и неэффективность рассматриваются как отрицательные качества. По этому параметру разногласий нет — никто с практицизмом не спорит.
Зато внутри этого согласия — большое разнообразие. Ведь практичность — это служебный критерий, это характеристика способа достижения цели, а какова сама цель? В избранном массиве обнаруживается 12 типов высказываний, имеющих в виду разные практические цели.
Есть несколько групп высказываний, ставящих во главу угла государственный интерес. Это, например, высказывания, утверждающие, что образование необходимо для воспитания нужных государству специалистов. Целью для рассуждающих так выступает государство (и нация), а не люди. И если к цели можно прийти, убрав какое-то звено, заменив его, найдя более короткий и надежный путь, — это, конечно, следует сделать. Если, например, наука бы оказалась ненужной, то вопрос о существовании школы стоял совершенно иначе. В общем, есть цель — выживание государства, а школа — это одно из (пока) необходимых средств.
Практичным в рамках этого подхода считается то, что служит росту науки и технологии. Ясно, что многие единицы человеческого материала, образовываемые в такой системе, представляют собой отходы — они не могут быть использованы для создания инженеров и ученых. Но важно, чтобы некоторый процент обучаемых дал нужный результат и произвел требуемую государству науку, прочие могут использоваться на подсобных работах. Школа в этой системе воззрений подобна ракете с отбрасываемыми ступенями — сама ракета должна попасть в цель, а судьба отброшенных ступеней — не вредить и по возможности быть утилизованными. Таков практицизм наукоцентричного государственного подхода.
Иногда просто утверждается, что государству нужны служащие (специалисты для разных работ) и лояльные граждане, поэтому государство создает школу для производства из людей таких нужных ему элементов. Школа делает из людей граждан. Люди — это материал, который государство преобразовывает полезным для себя образом, создавая свои частицы, называемые гражданами.
Понятно, что такая цель предопределяет решение многих вопросов. Например, внегосударственное образование с этой точки зрения — хуже, чем ошибка: это преступление. Система образования нужна для создания граждан, и она может быть только государственной, а конкурирующие системы рассматриваются как враждебные, в лучшем случае — избыточные. В рамках такой цели можно говорить о системах выявления талантов и устроении социальных лифтов для них, но делается это не для талантов — государство подбирает себе орудия. Так что, если в каких-то условиях стоимость лифтов великовата, таланты можно и не выявлять. В общем следует помнить, что тут не образование для людей, а люди — для образования, причем они — не структурообразующий элемент, а материал. Видимо, в рамках этой точки зрения следует мыслить какую-то разумную инстанцию, которая бы создавала программы для преобразования людей в воспитательных механизмах. Однако эта сторона дела в рассмотренных разговорах не проявилась.
Это более демократичная точка зрения, нежели предыдущая: государству нужны разные детали, и даже самые простенькие люди могут быть хорошо использованы для укрепления государства. Однако мнения самих людей о том, куда бы им лучше пристроиться, являются только осложняющим фактором — для уменьшения сопротивления материала полезно использовать их желания, но это условие факультативно.
Следующая группа мнений целью школы полагает не нацию, вооруженную государством, и не государство как таковое, а — общество. Существует сообщество людей, у него есть определенные традиции, культура, и люди в этом сообществе взаимодействуют между собой с помощью определенных культурных кодов. Основой этих кодов выступает нравственность.
В данном случае образование — это воспитание в ребенке системы ценностей, соответствующих тому обществу, в котором он воспитывается. Школа — важнейшая часть механизма традиции, передачи общественных ценностей.
Такая система взглядов утверждает, опять же, что люди — это материал, который должен быть преобразован ради внешних целей. Ценности свободы и самовыражения, творчества — вторичны и могут приветствоваться, пока не противоречат основным целям такого воспитания. От учителя и ученика в первую очередь общество ожидает не выработки собственных теорий и взглядов, а следования общественным ценностям и любви к отечеству.
Понятно, что школа, мыслимая таким образом, должна быть устроена иначе, чем другие виды школ. Здесь во главу угла ставится не принуждение человеческого материала, не дифференциация деталей — создание нужных государству специалистов, а создание однородной среды людей, исповедующих определенный набор ценностей. Это подразумевает, например, позднюю и слабую специализацию, отказ от насильственных методов, большое внимание к убеждению. Детей склоняют к следованию общественным ценностям, причем по возможности — следованию добровольному. Понятно, что в таком воспитании ниже роль специальных предметов и естественных наук, основное внимание уделяется общей атмосфере школы, а также «идеологическим» дисциплинам, точнее тем, которые легче идеологизировать и превратить в орудия воспитания ценностей — они могут быть разными в разных вариантах, от литературы до Закона Божия, от истории родной земли до изучения биографии основателя такого общества. Прагматизм данной точки зрения предполагает, что главной ценностью является общество, по этой причине образование по возможности следует склонностям учеников, но в случае противоречия можно идти и против склонностей, уничтожая их — для пользы общества.
Специальные знания, получаемые при образовании, рассматриваются в этой системе координат как вооружение человека, придание ему силы. Эти силы он может повернуть и против общества, которое дало ему образование. Это совершенно недопустимо — ведь целью является сохранение данного общества с оригинальными ценностями. Поэтому лучше недодать, чем передать: важнейшей функцией школы оказывается контроль над характером, внимание к тому, как используются знания. Другие цели, например, умение добиваться жизненных благ, свободная воля индивида — не значимы по сравнению с главной. Педагоги должны быть особенно проверенными членами сообщества, гарантированно служащими его ценностям, и должны умело выпалывать негодные склонности из учеников, не давать неразвитым душам слишком мощных орудий.
Следующая позиция заключается в том, что школа — машина для создания нации, а воспитание служит выявлению таящихся в глубине ученика национальных ценностей. Не общество жестко налагает свою печать на индивида, напротив, оно само складывается из согласованных природой индивидуальных воль. Существует некоторое внутреннее согласованное устройство индивидуальностей на определенной территории, и потому эти индивиды вырабатывают сообщество с определенной культурой.
Это много более мягкий тип мировоззрения, тут предполагается, что и учитель, и ученик в одинаковой мере стремятся к общей цели (созданию и сохранению нации, трансляции национальной культуры и системы ценностей). Поскольку они в равной мере этим озабочены, мнение учителя не авторитарно — мыслима ситуация, когда неискушенный ученик вернее транслирует национальные ценности, чем опытный учитель.
Хотя высказанные цели не предполагают столь жесткого контроля, как предыдущий вариант, контроль все же предполагается. Ведь «нутро» разных учеников может быть разным, в одной школе могут оказаться ученики разных культур и разных ценностей. Культурно однородная среда создается лишь посредством геноцида, а все прочие случаи подразумевают взаимодействие с чужим. Недопроявленные национальные импульсы школа воспитывает и развивает, создавая единый комплекс национальных чувств.
И этой мягкой концепции общинности тоже придется решать, что же делать с инакомыслящими, с теми, кто полученное образование использует во вред целям общины, кто не согласен с ценностями данной культуры. Однако заметим, что в этой группе мнений образование уже рассматривается не как следование внешним по отношению к индивиду целям, а как то, что помогает раскрыться его внутренним устремлениям и способностям.
Далее идет логично следующее за предшествующим мировоззрение, в котором утверждается, что школа нужна, чтобы помогать человеку в его саморазвитии. То есть: человек растет и развивается, создает собственный взгляд на мир. При этом у него возникают трудности. Однако ту же дорогу взросления и построения своего мира уже проходило до него множество людей, и они выработали набор средств, помогающих в этих невзгодах. Школа — это предоставление ученику набора инструментов, которые могут помочь в тех задачах, которые он сам себе ставит. Ученик самостоятельно работает над собой, делает из себя то, что хочет — он самозаконен. Цель школы — создать условия, в которых может развиваться человек, высшая цель которого — создание самого себя. В такой школе учитель не пытается навязать некий набор знаний (нет единой программы, набора обязательных предметов) и образ поведения и мыслей.
Однако потом ученики должны выходить в мир, где им никто не будет платить за то, что они — вот такие. Им придется зарабатывать на жизнь. Значит, у них должен быть набор знаний, который достаточен для жизни и процветания в данном сообществе людей. Однако ученики, сами планируя свое развитие, этой цели не учитывают. Проще говоря, из такой школы выходят люди, гармонично развитые, счастливые, не сломленные — ломать их начинает после школы, они мало пригодны к жизни в обществе, и проблемы социализации для них оказываются очень существенными.
И эта особенная школа должна принимать тяжкие компромиссы, внедряя в свою педагогическую систему чужеродные элементы, необходимые для дальнейшей социализации учеников — например, натаскивать их для сдачи государственных экзаменов, готовить к поступлению в вуз, подразумевающий некую программу.
Это система целей, схожая с предыдущей, но антропологическая составляющая в ней гораздо беднее. В ее рамках не задумываются, может ли ученик оказаться «чужим» в собственном отечестве. Все представляется проще — человеку пытаются передать сумму знаний и умений, накопленных человечеством. Есть знания основные и вторичные, есть базовые и продвинутые, есть очень важные и менее важные, наконец, есть умение учиться как таковое. И вот ученику дают начала и базовые умения, его учат учиться, и он потом сам может выбирать путь в сложной системе общественного целого. Школа учит учиться.
Иначе говоря, здесь подразумевается, что все нормальные и здоровые люди видят мир примерно одинаково, так что ученик не может оказаться по своим задаткам и способностям «чужим»: общество выстроено такими же людьми, такими же разнообразными, как нынешнее поколение учеников, и потому оно не чужое приходящим в мир ученикам. Потому дело не в конфликте с обществом, а только в своевременном расширении кругозора.
В этом случае речь идет о создании гибкой программы и модульной системы предметов, применяемых к разным ученикам. Сначала по общей программе все получают начальные знания, а потом постепенно расходятся по дорогам специализации. Остается договориться, что относится к базовому и обязательному, как именно следует учить, чтобы не портить способности учеников.
Эта мягкая система образования, стремящаяся не калечить учеников и в то же время сопрягать их развитие со сложением общества, устроена на недоговоренностях. Здесь не проговаривается, как же именно принуждают учеников к одно-
родности и как именно поступают с теми, кто не вписывается в рамки. На деле эти вопросы решаются просто. Единая программа и единый набор преподаваемых умений и создают однородность учеников.
Вопрос о том, откуда берутся цели для единой программы, откуда исходят решения, что именно этот набор умений и есть результат развития человечества, — не рассматривается. Если государственные люди честно говорят, кому они служат, то данная система взглядов оставляет место властителя образования пустым — кто займет, тот и займет.
В следующей системе воззрений важнейшая задача школьного образования — социализация. Общество, в которое выходят ученики из школы и из родительских семей, — вовсе не доброе и не приспособленное для счастливого существования разных способностей. В некотором смысле новые поколения, выходящие в общество, в нем не нужны. Это банальный вывод из наличия конкуренции — раз человека выталкивают, не берут на работу, значит, он (такой) не нужен. Ему надо искать место, добиваться, отталкивать других и прилагать большие усилия.
Эту конкуренцию молодые люди выдерживать не способны, и актом гуманности по отношению к ним является введение школьного образования. Школа — это резервация, где дети (и молодые люди) могут относительно безбедно существовать, пока не войдут в достаточную силу, чтобы на равных конкурировать с теми, кто охотится в обществе. Со своими родителями и их ровесниками в том числе.
Если не использовать школу как заповедник (изолятор?), утверждают носители этих взглядов, то молодняк будет сбиваться в агрессивные стаи, нарушать общественный порядок, к нему будут применены соответствующие насильственные меры, и жизни молодых людей будут разрушены.
Главное — сохранить здоровье молодых людей и дать им, по возможности, счастливую жизнь, насколько это могут оплатить их родители, сдающие их на передержку, пока охотятся сами. Школа детей развлекает, утешает, хвалит, кормит сладостями и занимает их время. Кроме того, если это оказывается возможным, им дают кое-какие знания. Но в целом знания — это уже специализация к взрослой жизни, тут уж ученик должен сам хватать и не зевать. Знания не столько передают, сколько вырывают изо рта — те, кто хочет добиться успеха. Учитель не противится передаче знаний и даже дает такую возможность, но главная его задача — сохранение детей здоровыми и довольными, занятыми полезными развивающими нагрузками.
В этой системе взглядов школа предстает как второстепенный социальный институт, скорее в системе институтов здравоохранения, чем образования. Если логически развивать эту точку зрения, таким школам должен быть придан специальный медицинский уклон — не в смысле обучения учеников медицине, а в смысле особенной роли оздоровительных процедур и наблюдения квалифицированных врачей за развитием каждого ученика, за соответствующими ему нагрузками. Кроме того, ясно, что все способные и амбициозные ученики будут из такой школы уходить куда-то — в настоящие образовательные учреждения. Значит, возникают отдельные от такой «школы» задачи перехода к настоящему образованию (видимо, элитарному) и четкое понимание, что эта школа воспитывает низших членов элитарного общества.
Богатая школа, дающая детям счастливое детство, может существовать лишь в очень богатой стране, где высок общий уровень жизни. Если страна бедная, эта школа станет резерватом иного характера — чем-то вроде нищего детского дома-интерната, где воспитываются криминальные наклонности. Это — логичный вывод из самой концепции этой школы. Ее показатели не от нее зависят, а от общего богатства общества, которое способно (или не способно) обеспечивать высокий уровень жизни своим низшим классам.
Если в предшествующем варианте школа защищала от социализации, от выхода неготового молодняка в джунгли общества, то эта система взглядов противоположна, здесь молодых учат охотиться.
Общество предстает как среда жестокая и агрессивная. Коллективы людей — очень неприятная среда обитания, выжить трудно, и выживать противно. Это требует усилий, непрерывного напряжения, специальных навыков. Исходно у детей таких навыков нет. В семье, среди родителей, эти навыки развить нельзя.
Школа — это школа жизни. С предшествующим взглядом объединяет то, что образовательные институции в школе — вторичны и дополнительны. Кроме всего прочего школа может еще и давать знания, в основном бесполезные, но может быть даже и изредка пригождающиеся. Но цель ее не в этом.
Всю жизнь человеку придется заниматься скучной работой в окружении неприятных, а иногда опасных людей. Чтобы выдержать это, он должен научиться, и школа — это обучение делать бессмысленную работу в окружении недружелюбных одноклассников.
В этом смысле набор предметов, образовательная программа вовсе не лишние. У сторонников иных взглядов некоторые предметы вызывают яростный отпор в стиле «Зачем моей доченьке учить этого глупого Толстого!». В роли Толстого может выступать химия и математика, биология и русский язык, это понятно. В этой системе взглядов прагматизм понимается таким образом, что надо учить этого никому не нужного Толстого именно потому, что учить его ни зачем не надо.
Человек должен приучиться себя заставлять, отказаться от поисков смысла, научиться взаимодействовать с бессмысленными своенравными начальниками (учителями) и агрессивными коллегами (одноклассниками). Он должен выстроить свою жизнь так, чтобы находить в этом время для себя, уметь копить и расходовать силы, строить отношения, выдерживать удары.
Понятно, что в рамках этого взгляда образовательная машина должна иметь соответствующее устройство, для такого годится не любая школа. Ведь полигон для обучения жизни должен быть хорошим. Здесь с недоверием относятся к индивидуализирующим программам, к личному подходу к ученику, к обучению на основе добровольности и развитию творческих способностей. Школа — внешний насильственный институт, один из ряда: тюрьма, казарма, больница.
Представление об обществе как агрессивной среде ничего не говорит о том, что же нужно самому человеку. Но можно спросить, чего же желает человек от выживания в таком обществе?
Это будет ответ о свободе. Оказывается, в таком агрессивном обществе человек желает свободного развития, он хочет быть сам себе законом, развиваться так, как считает нужным. И школа устроена так, чтобы давать человеку навыки свободы. Мало выжить в обществе — надо еще сохранить себя, остаться собой. И в этом идеале школа учит человека сохраняться в обществе, для такого сохранения не предназначенном.
Рецепты такого образования могли бы быть очень различными. Например, в самом легком варианте его целью могла бы быть научная картина мира. Человек, приученный вскрывать самообманы, слабо поддается манипулированию. Или это могла бы быть школа, дающая предмет долгих автономных занятий, вырабатывающих в человеке совсем иное мышление, нежели навязываемое окружающим миром — остров свободы в окружающем мире. Это может быть православная школа или школа с упором на древние языки. Сюда же будут относиться и военные училища определенного сорта, поскольку внутреннюю автономию можно воспитывать и в касте военной аристократии.
Может показаться безумной мысль о школе-монастыре или школе — военном училище, а единственно возможным вариантом — как раз школа с естественнонаучным уклоном, дающая прививку от мракобесия. Однако если главная цель школы — помощь ученику в удержании свободы, то способы достижения цели могут быть разными, и с точки зрения цели все они — в одну цену. Это уже посторонними симпатиями к религии или к науке, к торговле или военному делу диктуется, какой вариант противен, а какой вызывает восторг.
Можно сказать несколько иначе: да, общество неблагоприятно для людей и там не так легко выжить, но есть некоторые навыки общего значения, которые помогают во многих ситуациях. Есть что-то вроде универсальных инструментов, которые часто пригождаются. И образование, школа — это передача детям оружия, которое поможет выжить в обществе.
Эти универсальные умения — не только умение терпеть боль и работать за пределами усталости, подлаживаясь к коллективу и начальникам. К универсальным умениям относится не только способность оставаться свободным. Свобода — лишь одно из универсальных умений, помогающих жить в обществе. Это еще и знания. Есть такие знания, которые повышают шансы на выживание и делают это занятие почти сносным. И в школе должны учить именно таким навыкам, в этом и состоит хорошее образование.
Конечно, конкретный состав навыков различен — и в качестве рекомендаций для учеников разных способностей, и в качестве личного набора разных специалистов по выживанию в обществе. Одни считают, что нет лучшей брони, чем знание древнегреческого и латыни, другие уверены, что нож математики обязательно пригодится. Это уже вторичный спор — спор о средствах. Но люди согласились, что есть набор знаний, составляющий минимальный набор самопомощи, есть хороший шанс повысить способность выживать. Этот набор и есть школьная программа. Сначала учат тому, без чего не овладеть более сложным оружием, — грамоте, письму и чтению. Потом учат продвинутым умениям.
В результате получается культурный человек, то есть — обученный воин с набором умений, которые пригодятся в жизни, как бы она ни сложилась.
Когда-то в хорошее образование входило умение танцевать и ездить на лошади, фехтовать и стрелять. Сейчас требования иные. Может быть, напротив, сейчас лучше не знать иных языков, кроме английского, надо уметь составлять резюме, договоры, торговаться и знать основы бизнеса. Хорошее образование — относительное понятие, это всего лишь набор навыков для жизни в современном обществе.
Рядом стоит иной взгляд, который главное внимание обращает на карьеру. В обществе возможны разные траектории, человек должен стремиться быть успешным, для этого есть возможности — социальные лифты, выгодные работы, выигрышные позиции. Образование должно вести к началу социальных лестниц.
Школа — самый первый институт общества, в который вступает человек и который способствует его продвижению вверх. Система классов — это эскалатор: если правильно выполнять задания, стараться, быть способным учеником — через некоторое время окажешься в высшей позиции, получишь награду. Примерно так же устроены и другие социальные лифты, хотя между ними есть зазоры, которые приходится перепрыгивать.
Школа — это место, где можно начать подготовку себя к определенной карьере. Это — начало специализации. От выбора школы по многим параметрам зависит дальнейшая жизнь. Это и набор предметов, и состав учителей, и местоположение школы, и одноклассники, и знакомства, заведенные в школе, и многое другое.
Устройство школы с этой точки зрения должно быть вполне определенным. Пожалуй, следует выбирать системы с ранней специализацией. Сначала родители совершают выбор за ребенка, потом он подстраивается, понимает, в чем дело, и включается в рациональный выбор средств для собственной цели. Ученик оценивает свои способности и выбирает набор предметов, а также и саму школу, в которой ему выгодно учиться.
Школа должна быть очень разной, но разной именно в плане специализации, набора предметов. Чем старше классы, тем выше должна быть диверсификация программ. Проще говоря, в первом классе всех учат одинаково, в пятом имеются на выбор четыре модуля обучения, а в десятом уже переходят к индивидуальным мозаикам предметов, выбранных из всего доступного набора. Об остальном должны позаботиться родители, своевременно устроившись на работу в городе, где есть школы с большим набором предметов.
Важно заметить, что школа тут — не только институт передачи знаний. Поскольку целью является карьера, а прочее — средства для цели, то школа должна давать знания для карьеры, но еще она должна давать навыки поведения в определенной среде, полезные знакомства с одноклассниками и, может быть, приходящими лекторами. Это не менее важные функции школы, чем собственно передача знаний. Тут возникают групповые индивидуальности — обобщенные траектории карьер, образующие людей сходной судьбы, социальные группы — а люди представлены скорее как полуфабрикаты, в большей или меньшей степени годящиеся для заполнения наличных ниш.
С другой стороны, следует помнить, что это — система отбора победителей в борьбе за карьеру. Значит, будут побежденные. Вся эта система взглядов заточена на рассмотрение успешных карьер, она мало говорит о том, как проходит жизнь проигравших. Важно оценить условия общества, в котором решили построить такую школу — какая часть населения на какой уровень общественной лестницы будет заброшена, как видятся жизни тех, кто проиграл, что им предложено в качестве жизненной цели. Ведь проигравшие в этом мировоззрении обучены в той же школе, и они не знают иных целей, кроме успешной карьеры, — а у них впереди вся жизнь, на несколько уровней ниже, состоящая из неудач. Система такого образования по сути продуцирует неудачников, и они будут в таком обществе создавать особенные механизмы компенсации своих неудач. Но это, конечно, совсем не школьная тема. Но надо помнить, что цели и ценности определяют устройство школы, а школа создает то разнообразие личностей и судеб, из которых будет выстроено все общество.
Вариантом указанной системы карьерного роста будет представление, что в школе должны учить не собственно навыкам, специализированным знаниям, а основам работы с информацией. Это весьма близкая к предшествующей позиция, можно проговорить всю логику карьерного роста и успеха, ранней специализации в терминах обучения овладению информацией. Однако акцент здесь несколько иной.
Обучение овладению информацией может мыслиться нейтрально, как базовое умение и основа всех других умений. Но по сути тут просто не прописана цель — оставлено пустое место для системы целей. Представление об обучении как овладении набором информационных орудий ведет к естественному вопросу — для чего нужны эти нейтральные средства? Адепты этой точки зрения склонны отвечать: для всего чего угодно. Все может быть представлено как овладение информацией. Но на деле это очень слабая позиция. Дело в том, что поведение человека целенаправленно. Как только некоторая система взглядов объявляет себя исключительно набором средств без целей — она либо сдается любой системе с целями, либо свои средства делает целями.
Из представления об образовании как овладении информационными умениями можно перейти и к ценностям государства и нации, которые будут давать четкие внешние цели для таких умений. Это наиболее простой переход — потому что к системе средств, полагающих себя самодостаточными, лучше всего подходят именно внешние цели, которые откровенно заявляют, что человек для них — материал, а цели — внечеловеческие.
Итак, в обществе имеется множество мнений относительно того, зачем нужна школа и какой должна быть ее цель. Позиции эти плохо осознаны, они скорее угадываются, чем прокламируются.
Но есть несколько готовых идеалов школы. Это образовательные машины — совокупность целей и методов их осуществления. И таких готовых идеальных машин — тоже несколько типов. Наиболее популярных — три.
Первая модель (у нее, кажется, самая маленькая группа защитников) — имперское образование. Идеал — гимназия Российской империи. Речь идет о том, чтобы немного подновить тот курс, применить к современности и начать выпускать хорошо образованных культурных людей, которых уже сто лет не учили в России.
Этот идеал сталкивается с тем, что за сто лет многое изменилось. Вряд ли можно вставить современные предметы в программу дореволюционной гимназии так запросто, чтобы это была гимназия, только в ней еще преподавали молекулярную биологию. Видимо, «новые» предметы потребуют (голосованием родителей) много больше места, и дореволюционную программу придется существенно менять. Хотя бы в видах дальнейшего поступления в какие-то элитные вузы. Тем самым исходно простая идея «повторим хороший образец» — усложняется: повторения не будет, придется что-то изобретать.
Вторая модель, конкурирующая в современных обсуждениях содержания образования, в обсуждениях состава предметов, уровня подачи материала и т. п., — сейчас самая массовая. Это — идеал советского образования 1970-х годов. Утверждается, что советская школа давала широкое фундаментальное образование. На его основе можно специализироваться в самые разные стороны, и в то же время там сравнительно неплохая гуманитарная подготовка, выпускники могут считаться достаточно культурными людьми.
Эта идея спотыкается, если напомнить, кого и для чего по ней будут учить. Советская школа была общеобразовательной, это была массовая школа для всех, за это ее и хвалят сторонники. Но сейчас российское общество в высшей степени неоднородно. Одни выпускники захотят после окончания школы учиться в «Ок-сбридже», у них очень определенные виды на блестящую карьеру в современном обществе, и советского образования им недостаточно. Другим и такая «советская» система недоступна (или очень скоро будет недоступна).
Третья модель — современное западное образование, прежде всего английское и американское. Это совершенно непривычный набор реалий. Сторонники этого взгляда логично говорят, что получатели школьного образования должны иметь возможность поступить в хорошие вузы, а хорошие — это западные вузы. Если РФ сможет построить хорошие вузы у себя — прекрасно, но они все равно будут выстроены в этом случае по западным образцам, или они не будут хорошими. Чтобы поступить без лишних проблем в западный хороший вуз, надо иметь школьную подготовку сопоставимого с западным уровня — значит, местная элитная школа должна быть выстроена по образу лучших западных школ.
Эту идею можно критиковать, обращая внимание, насколько мало знают ее сторонники о реальной картине западного школьного образования. В каждой стране своя система — и немецкая, французская, итальянская, американская и др. школы очень отличаются друг от друга. В этих странах не было предшествующей стадии унификации, подобной по мощи советской школе, и потому система школ разнообразна. Это определяется как разными доходами получателей образования, так и традициями развития данной школьной системы. Все эти системы сейчас не устраивают получателей образования и критикуются у себя на родине, реформируются, и вокруг этих реформ идет бурная полемика.
В любом случае не существует никакого «образцового западного образования». В мире нет ни одного образца, который был бы приспособлен к нашим условиям. Там можно и нужно учиться, можно смотреть, как школы решают проблемы, каким образом учитывают нужды и возможности населения, но там не удастся скопировать.
Во время содержательных споров о современном российском образовании не проговаривается, что это споры не о массовом образовании, а об элитном, и касаются они меньшей части населения страны. В этих спорах выступают три главные идеи. Идея имперской гимназии относится к XIX веку. Идея советской школы относится к 70—80-м годам XX века. Идея западной школы относится к современности, но при этом — выдумана, это некоторое обобщенное мечтание, не очень плотно соотнесенное с реальными школами в реальных условиях функционирования. Западные школы мыслятся не относящимися к тем обществам, в которых они функционируют.
От целей мы переходим к разным вариантам устройства таких социальных машин, как школа. Хорошо бы представлять, как эта машина действует, что приводит ее в движение, как устроена ходовая часть.
Например, в антропологических и педагогических штудиях большое место занимают реплики за и против крупных педагогических систем — Локк говорил, что ученик — это чистая доска, Руссо — что люди представляют собой безгрешные существа, портит их лишь вмешательство цивилизации, христианская традиция говорит о человеке как изначально грешном, которому требуется помощь для самостановления.
Это представляется очень философичным, однако вопрос прост и практичен: где брать горючее для образования? Одна из основных проблем, с которой сталкивается сегодняшнее образование, — нехватка мотивации. Очень многие ученики не хотят учиться и трудиться. А откуда прежде брались силы для этих действий? Что за горючее, что за мотив — учиться?
Есть разные устройства образования, и в них используются разные виды горючего — причем в зависимости от вида горючего по-разному устроены и другие детали школы (скажем, ходовая часть). Если дети изначально добры — надо всего лишь поместить их в интеллектуально насыщенную среду, окружить любовью — и они сами почти всему выучатся. И это работает. Например, в школах системы Монтессори.
Если дети — чистая доска, подверженная загрязнению всякими антиобщественными страстями, нужно детей строго и одинаково учить, материал у них одинаковый (человеческая природа) и может быть унифицированным образом преобразован в достойных членов общества. И этот вид горючего тоже действует — скажем, советская школа в значительной мере двигалась под влиянием социального принуждения. Это горючее предполагает довольно авторитарно устроенную школу и единообразие программ и устройств — но дает результат.
Также не говорят и о ходовой части — в большинстве живет убеждение, что привычная классно-урочная система безальтернативна, хотя есть прекрасные образцы техники «на гусеничном ходу» (длинное, по полгода изучение только одного предмета). Есть и другие варианты организации «ходовой части» — но они тоже не автономны, каждая требует своего горючего и других частей устройства, согласованных с нею.
Двигатель системы образования может быть устроен различным образом. О двигателе говорят те, кто рассуждает о ранней и поздней специализации. Говорят: учиться в школе надо начинать в 5 лет — нет, в 11; программа должна быть диверсифицирована по способностям учащихся с самого начала — нет; различие программ в старших классах — нет, только после школы... Все эти разноречивые суждения относятся к устройству мотора школьного образования. Школа — это социальный лифт, он доставляет людей на разные этажи социума, при том, однако, условии, что лифт сам и создает эти этажи. Одним из существенных условий социальной однородности людей выступает образование, люди понимают друг друга настолько, насколько имеют общее образование. В этом смысле школа оказывается механизмом создания равенства и неравенства одновременно — создавая этажи с разным образованием, она создает на каждом этаже равенство людей — и неравенство на разных этажах. Ранняя специализация увеличивает расстояние между этажами и неравенство в обществе, поздняя — уменьшает. Тем самым, изменяя устройство этого двигателя образовательной системы, можно изменять устройство общества в будущем.
Ясно, что сочетаемость блоков в общей конструкции социального института не произвольна. Не любой системы двигатель работает на данном виде горючего, не всякая ходовая часть годится к такому-то двигателю. Нельзя произвольно сочетать раннюю специализацию и, например, мотивацию саморазвития — и таких запретов в школьном образовании много, отчего получается ограниченное число возможных типов образовательных машин, каждая из которых создает определенные типы людей и оказывается важным фактором устроения определенного типа общества.
Но раз среди не такого уж большого количества деталей есть система запретов, не все со всем сочетается — может быть, хорошо иметь каталог готовых устройств? Список возможных видов школы с прописанными явным образом тактико-техническими характеристиками? Более того — кажется, можно даже указать на результаты работы каждой машины. Хорошо бы иметь проекты школьных устройств прямо в таком виде: рассчитана на 2 процента населения России, обитающего в столицах; дает образование хорошего уровня, стоимость такая-то, через 20 лет применения страна изменится таким-то образом. Или: рассчитана на 60 процентов населения России, обитающего в малых городах, через 20 лет применения образованность населения снизится на 5 процентов, преступность упадет на 15 процентов. Тогда по крайней мере понятно, что и по каким причинам выбирать.
Но поскольку у обсуждающей проблемы школы публики вообще нет представления о типах школьного устройства, ограничениях, которые каждый тип налагает — в одной школе нельзя учить грамоте и письму до 9 лет, скажем, в другой изучение естественных наук даже в виде школьной ботаники и зоологии отложено до 5-го класса, в третьей — раннее обучение языкам, в том числе латыни и древнегреческому, является необходимым, в еще одной — математический уклон, и там должно быть совершенно особенное отношение к физкультуре. Короче, набор предметов, характер обучения, тип дисциплины, длительность занятий, программы — все различно и согласовано в каждом типе, а иначе оно не работает и рассыпается.
У людей нет модели образования. Образование мыслится в разговорах совсем в иных аспектах, оно не представлено структурно, как состоящее из деталей, как функционирующий механизм.
Но закономерности устройства не известны, доставшийся от предковой цивилизации набор почти разрушен и выпускает годные изделия уже почти случайно, а что делать — нет возможности обсудить, потому что любые мнения вне знакомства с разными устройствами бессмысленны и остаются в самом лучшем случае благими пожеланиями, а чаще — еще сильнее разрушают то, что еще работает.
Здесь — не столько система взглядов и мнений, сколько система дырок. Оказывается, разговоры об образовании характеризуются не только тем, что там говорят, но и тем, о чем не говорят, что можно нащупать, если внимательно разбирать логику обсуждения. Многие темы не востребованы, не понята их необходимость. Например, большая лакуна в разговорах о школе — мы выше совсем не касались этого аспекта — является ли учительство услугой? Кто там кому служит, кто получает услуги, верно ли это таким образом описывать? Этот вопрос выводит на замолчанные сейчас детали устройства образовательной машины, если бы поговорить о нем — выявился бы еще один функциональный блок устройства школы, экономический.
Еще одна дырка — на месте свободного образования, частных школ. Частные школы всеми говорящими понимаются как школы, учащие по государственным программам и устроенные так же, как прочие, только финансово независимые от государства предприятия. Идея, что свободная частная школа вообще не подчиняется государству, это свободное культурное учреждение с собственной программой — вне возможностей представления всех говорящих. Тем самым школа мыслится только как государственное учреждение, и государство контролирует культурную жизнь страны — иной идеи у говорящих нет.
Анализ дискуссий позволяет выявить логику разговоров и указать: вот тут логика сбоит, тут не доходит до конца, обрывается, тут есть темы, которых логика не касается, потому что не видит их. Система «дырок», того, о чем не говорят, характеризует общество не меньше, чем то, о чем говорят — только выявить ее труднее. И одна из самых важных «дырок» — недостаточная оформленность и проговоренность представлений о целях образования.
Несколько тысяч лет назад человечество изобрело очень важную технологию — отделение знаний от их носителя. Сначала это было письмо, потом произошла классическая революция Гутенберга и появилась печать. Можно сказать, что этой революцией началось Новое время. Тогда следующая эпоха начинается очередной революцией, связанной с компьютерами. Прежде всего это отделение интеллектуальной деятельности от субъекта — программирование есть прежде всего отложенная интеллектуальная деятельность. И наряду с этим возникает особенная информационная среда, в которой появляются новые культурные и социальные навыки, новое поведение.
С каждым новым нарядом этой древней технологии меняются средства связи, способы передачи знаний и образования молодежи, способы воспроизводства культуры. И на новом этапе надо точно понять — что имеет смысл изменять, что только кажется устаревшим, а на деле — необходимо и незаменимо.
Сегодняшнее школьное образование столкнулось одновременно с рядом критических ситуаций. Это и перемена общественного строя в России, и изменение технологического фона в мире, и местные неустройства образования. Все эти разные влияния не следует путать — одно лечится деньгами, другое, напротив, деньгами совсем не лечится, для одного нужны новые кадры, для другого — новые технологии образования.
Из картины мнений можно извлечь много неожиданных выводов, но меня особенно удивили следующие черты мнения людей по вопросам образования: почти полное отсутствие представлений о возможном устройстве образовательных институтов; надежды на технику и отсутствие надежд на культурные и социальные решения возникающих вопросов; согласие на наследственно закрепленное неравенство общественных отношений, возникающее из неравенства образовательных траекторий.
Пожалуй, в соответствии с такой особенной конфигурацией мнений со временем может возникнуть новое общество, устроенное совсем иначе, чем то, что мы считаем привычным и как будто само собой получающимся.